ИСТОЧНИКИ ТЕМЫ «КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ» В КУРГАНИНСКОМ ИСТОРИЧЕСКОМ МУЗЕЕ

 

Гончарова Е.Г.

Муниципальное автономное учреждение культуры "Курганинский исторический музей"

 Краснодарский край, г. Курганинск, улица Калинина, д. 44

 

Аннотация.  В данной статье речь пойдёт на весьма острую тему, которая касается предателей и коллаборационистов среди  местного населения во время оккупации. Тема ранее в Курганинском историческом музее  по ряду причин  не то чтобы «не изучена», а просто не изучаема.  В станицах, где население друг друга знает, тесно живет «по соседству», эту тему не затрагивали еще в послевоенные годы, когда  «пособники», «помощники» фашистского режима из станичного населения получили свои сроки наказания. Считается, что время «обнуляет»... Отсидели после приговоров советского суда, вышли на свободу, вернулись (а это часто) в свои станицы, и сегодня их дети и внуки – достаточно уважаемые люди.

 Кто же они, наши земляки, ставшие предателями? И не всегда это были люди, советские граждане, выступавшие против большевизма, испытывающие обиду на советскую власть; лица, пострадавшие от раскулачивания, коллективизации, голода или репрессий. Страх? Выжить любой ценой (а цена – чья-то жизнь)? Приспособиться – принять новый режим?

Ключевые слова. Великая Отечественная война, изменники Родины,  пособники врага, предатели.

 

Коллаборационизм... На мой взгляд, какое-то удобное слово для тех, кто хочет оправдать этот момент войны. В СССР при обозначении коллаборационистов использовались простые понятия «предатели», «изменники Родины», «пособники врага».

Обратимся к документам, которыми располагает Курганинский исторический музей, где сохранились рассказы о  предателях Родины. Начнем с ситуации, которая сложилась в районе  перед приходом фашистов.

Лето 1942 года. Мощный удар сил противника, характеризовавшийся быстрым продвижением его танковых и моторизованных соединений, нарушил управление войсками Красной Армии, которые в ходе тяжёлых боёв были вынуждены отступать к предгорью. Через станицы шли отступающие войска, колонны беженцев. 1 августа 1942 года страшный день для станицы – массированная бомбежка вокзала станицы Курганной, первые массовые жертвы от авианалета…, а 6 августа – уже говорим о полной оккупации района, которая продлится полгода.

Читаем воспоминания командира разведгруппы партизанского отряда «Кубанец» Ф.Л.Куцова [1].

 «...Принесли старосте станицы Курганной Кузнецову письмо из отряда: «Твой сын – в нашем отряде партизан, ты должен держать с нами связь и помогать нам, мы считаем тебя советским человеком». Но в месте встречи – облава. Вчерашние станичники – шеф жандармерии Карташов, полицаи – Ткачев, Шатравкин...

Станичники Паляница, Комарова – они должны входить в состав партизанского отряда – дезертировали в станицу Курганную – на территорию, занятую немцами. 

...Через два дня – обыск у связной Аннушки. Входят в квартиру полицаи Ткачев, Шатравка, ездовой Сиволапов Степка.... Делают повальный обыск, а в люльке лежал 4-хмесячный ребенок и были принесенные листовки совинформбюро...»

А вот здесь разве не противостояние явлению предательства – подвиг девочки. «...Дочка  Аннушки, ученица 4 класса, вскочила с постели, схватила ребенка и листовки, прижала к себе, чтоб он кричал. Он так разорался, что Ткачев на нее закричал: «Уходи с ним отсюда».

Узнаем из воспоминаний далее: «...Оставлена немцами  диверсионная группа. Эта группа из изменников Родины – фашистских карателей, это нелюди рода человеческого, они не брезговали ничем, они казнили, расстреливали ни в чем не повинных людей.

Они вывезли три машины стариков, женщин и детей, 63 человека, за станцию в силосную траншею на кургане и расстреляли, а одежду, окровавленную детскую, женскую и изъятую при аресте, делили между собой.

Партизаны захватили этих палачей, еще немцы были в конце станицы около элеватора, у одного из них, Турлучева, в квартире было обнаружено два крапивных чувала окровавленной одежды женской, детской.

Эти изверги не брезговали ничем – в Курганной, где ветеринарная школа, там было их осиное гнездо, где они казнили ни в чем неповинных людей. Они казнили колхозницу Жупину, отбили челюсти и язык ошпарили кипятком, жене офицера Куприянова вырезали груди и живот, сожгли волосы...».

 «Румын ненавидели за дела их... Немцев, глубоко дисциплинированных боялись, но своих боялись больше...», – так нередко говорили еще при жизни свидетели тех событий, связанных с оккупацией Курганинского района.

Воспоминания В.Синдяшкина (Курганинск): [2]

«...Под руководством Ивана Михайловича  Ломакина, комсомольца «Птицекомбината» г. Курганинска, проводил свою работу отряд народных мстителей. В это время в тяжелых боях с большим трудом освобождали  советские войска Кубань. Озверевшие гитлеровцы очень свирепо расправлялись с местными жителями, кто хоть по малому подозрению помогал партизанам и оказывал неповиновение.

Их кто-то предал, назвав их имена полиции. Начались аресты комсомольцев. На квартиру  Ломакиных ночью 22 января 1943 года пришли восемнадцать  полицейских и произвели обыск. Казнь была бесчеловечной.

В Лабинском гестапо замучен пионер Юра Тупаев. Перед оккупацией 16-тилетний Юра вместе с мамой, секретарем РК ВКП (б), эвакуировался в Сочи. Но во время оккупации пешком через перевал Главного Кавказского хребта вернулся в станицу. По словам его одноклассников,  Юра был связным у партизан. Кто-то из предателей выдал его полицаям. После зверских пыток Юру Тупаева казнили.  Сколько их было курганинских молодогвардейцев,  выбравших  вместо жизни  подвиг и славу.

Фашисты,  и нередко полицаи, набранные из местного населения,  издевались над станичниками, так например, жене советского командира Куприяновой (родная тетя казненного подпольщика Милютина из подпольной группы Ивана Ломакина), распороли живот и облили кипятком. Фашисты пытали коммунистов и комсомольцев.  Одних увозили в гестапо в Лабинск. Других – в здание жандармерии (здание СПТУ-60 г. Курганинска), где их расстреливали, как например члена партии, заведующую сберегательной кассой Евдокию Михайловну  Миронову, секретаря райисполкома Шевченко, судью Епифанову и многих других, пытали в полицейском участке. Замученных жителей фашисты вывозили за станицу и тела их сваливали в траншею у кургана...». 

Кто предал? Почему у людей  возникала такая потребность – донести!

Мотивы и цели коллаборационистов в годы Великой Отечественной войны были разными... Большинство из них стали пособниками нацистов в силу различных обстоятельств. Грубо говоря, в критической для себя ситуации они выбрали то, что считали наименьшим злом, или то, что может спасти им жизнь.

Есть еще нетерпимость к Советской власти, и она сильна. Читаем дневник партизанского отряда «Кубанец» Курганинского района в период фашистской оккупации  (август 1942 г. -  январь 1943 г.) [3].

«15 августа 1942 год.  Конная разведка отряда во главе с Шепиловым  убыла на разведку хутора Армянский №2 и налаживание связи с Тульским партизанским отрядом «За Родину», которым командовал председатель Тульского райисполкома Свердлов Яков Рафаилович. Проехав Армянский хутор №2, на глухой лесной дороге встретили молодого человека  в красноармейской форме. Увидев партизан, восторженно вскрикнул: «Слава Богу, встретил своих». Неизвестный сказал, что он убежал из Майкопского концлагеря. Не доверяя ему, тщательно обыскали, оружия не было. Разведчики завязали ему глаза и поехали в сторону станицы Тульской. Задержанный был тщательно допрошен, но запутался в ответах. В конечном итоге он признался, что является сыном белоэмигранта, отец в Германии имеет макаронную фабрику. Задержанный закончил шпионскую школу в Бремене. В лес пошел под видом бежавшего из Майкопского концлагеря с заданием вступить в один из партизанских отрядов, своим безупречным поведением добиться доверия командования у партизан и передавать данные о дислокации партизанских отрядов, планах командования в Майкопское гестапо. Предатель был расстрелян.

16 августа. Утром командир конной разведки Шепилов Я.Д. получил от командира отряда Кило П.М. задание разведать обстановку вокруг клепочного завода на реке Фарс в пяти километрах от станицы Махошевской.  Прибыв на завод, разведка установила, что 15 августа на завод прибыл батальон пехоты немцев, окружил его со всех сторон и открыл по нему пулеметно-автоматный огонь. В ходе обстрела был убит бывший прокурор Ярославского района Третьяков. Фашистам предатель выдал жену и сына командира Ярославского партизанского отряда Гриненко, а потом расстреляли их в станице Лабинской. Кроме них еще 6 человек взяли в качестве заложников...»

Эти имена звучат часто в воспоминаниях  курганинцев: «Предатель  Кузьминов..., староста Курганной Барковский, ... колхозный ездовой становится кучером у бургомистра Сыромлю...». Слово «коллаборационизм» придет позже...

Но общую картину поведения людей в момент оккупации мы получаем из книги нашего земляка – свидетеля тех событий  Александра Анатольевича Клевцова, жителя станицы Петропавловской. [4]

Александр Анатольевич Клевцов – горный инженер, кандидат технических наук, лауреат Премии Совета Министров СССР, видный деятель топливно-энергетического комплекса нашей страны – 50 лет плодотворно трудился в угольной промышленности страны.

«...В начале июля станица Петропавловская  наполнилась беженцами из западных районов страны. Среди беженцев преобладали граждане еврейской национальности, поэтому всех их считали евреями. Несмотря на то, что в недавнем прошлом казачество  в большинстве своем  относилось к евреям (иудеям) негативно, их с сочувствием приютили многие жители станицы. Особенно тяжело было пожилым и семьям с детьми.

...Осталось загадкой одно явление: не прошло и часа, как вошли в станицу немцы, а на площади появилась «делегация от станичников» из нескольких человек. Впереди этой группы прямо к старшему офицеру шел, опираясь на трость, фельдшер Черкашин Михаил Михайлович с непокрытой головой. За ним, высохшая, как не срезанная на зиму кукурузянка, следовала Голосова Секлетина Марковна (Секлётка), учительница начальных классов в Чмелёвой школе, неся на полотенце высокий круглый каравай. За ними плелись, озираясь по сторонам, еще несколько человек. Это были коренные жители станицы с обрусевшими немецкими фамилиями: Тахов (Таах), Гийсцева (Гийсц) и др. Встреча с хлебом-солью состоялась. Гийсцева на «русско-немецком» языке ретранслировала приветственную речь Черкашина. Понимание было достигнуто, и старший офицер тут же распорядился о назначении коменданта, с которым оставляет небольшую группу солдат для установления нового порядка.

Назначенного коменданта пригласила Голосова в свою убранную хатку, где она проживала с дочерью. Комендантское подразделение расположилось в здании бывшего сельсовета. Тем временем немецкая разведка на мотоциклах проверила все окраинные въезды и выезды из станицы и, убедившись, что нет никакого противника, присоединилась к общему пиршеству.

...Кроме этой горстки «делегатов» не было видно ликующего «свободного народа» – все сидели по своим хатам. Наутро полк двинулся на Усть-Лабу...

На третий день после прихода немцев комендатурой были расклеены объявления о сборе к бывшему сельсовету представителей от каждых пяти дворов на собрание. На этом собрании наряду с комендантом – немецким офицером Германом Сандлером, активно вели себя дед Черкашин, сверкающий очками, и Яшка Тахов (он же Люфт), стоящие в окружении автоматчиков. Яшка к удивлению был одет в казачью форму с какими-то нашивками на рукавах, с плетью в руках и овчаркой на поводке. Яков был объявлен начальником полиции. На скамье скромно сидел одетый во все темное человек, внешностью схожий с М.И. Калининым. Это был наш станичник, всеми уважаемый человек, заведующий аптекой  провизор Семен Иванович Колга.

Михаил Михайлович Черкашин объявил, что господин Колга назначается станичным старостой, что все вопросы решаются через него, а неподчинение будет сурово караться. Принимать население он будет в своем кабинете в бывшем сельсовете, где располагается комендатура и полиция. Таким образом, М.М. Черкашин, квалифицированный фельдшер – тайный наркоман и в советское время «образцовый» семьянин стал советником-осведомителем при немецкой комендатуре.

Прошло три-четыре дня со времени установления «новой власти», и жители станицы были потрясены расправой над группой мирных 12 граждан: зверски расстреляны восемь человек. В качестве официального обвинения им было предъявлено пособничество советской власти.

Неофициальным мотивом считалась личная неприязнь тех, кто указал на этих граждан – таких «советских большевиков»  было много, не успевших уйти, а забрали этих. Зверский расстрел восьмерых граждан в немецких листовках был преподнесен как «кара за активное пособничество большевикам». В других близлежащих станицах тоже были подобные расправы.

Миной замедленного действия в нашей станице были оставшиеся беженцы, которых приютили местные жители. Это было известно всем, и над этим размышляла комендатура. Говорили, что староста выразил протест коменданту в связи с расстрелом восьми жителей станицы, что после этого трудно рассчитывать на лояльность населения, но его «поправили» и сказали, что это нужно для утверждения «нового порядка».

Решение созрело через месяц: всех беженцев с вещами собрали в центре станицы... Наутро были поданы грузовики. Их вывезли за станицу к скифскому кургану у излучины реки Синюха, притоки реки Чамлык, и расстреляли. Затем вернулись за следующей партией, где остались старики и дети. На это мероприятие в станицу прибыло подкрепление, среди которых был и немецкий военврач. Взрослых расстреливали, детям что-то мазали под носом, и они валились с ног. Вся расстрельная команда из немцев и полицаев была пьяна. Добивая раненых, стаскивали трупы в одно (наиболее низкое) место.

Шло время, оккупационные фашистские власти не видели проявлений радости «освобожденного от большевиков населения юга России». Но и не наблюдалось пока проявления саботажа, явного или скрытого противодействия. В степных районах Кубани с сельским населением трудно представить организованное партизанское сопротивление.

После массового расстрела беженцев для устрашения и нейтрализации наиболее потенциально активной части советской молодежи допризывного возраста по подозрению без особых улик полицаями были арестованы, подвергнуты пыткам и затем по-тихому расстреляны подростки одиннадцати-шестнадцати лет. Их подозревали в намерении сплотиться для борьбы с оккупантами. Трупы замученных свозили в тот же котлован кирпичного завода. По этой же схеме палачи Сандлера действовали в подведомственных ему комендатурах соседних станиц – Темиргоевской, Воздвиженской, Михайловской и прилегающих к ним хуторах, о чем свидетельствуют протоколы опроса жителей и акты комиссий по подготовке предъявления обвинений совершившим эти злодеяния.

Показательна судьба одной семьи, эвакуировавшейся из гор. Рыбница Молдавской ССР в станицу Петропавловскую.

Как свидетельствовала старшая дочь – Ниминская Раиса Семеновна 1926 года рождения (на момент опроса ей было 17 лет, на момент совершения злодеяния – 16 лет), ее мать Роза Израилевна, брат Михаил 14 лет, сестра Ася 10 лет, брат Вова 8 лет и брат Боря 3 лет были арестованы уже после массового расстрела беженцев. В течение трех дней женщину и детей держали в помещении правления колхоза им. Сталина. Над ними издевались (не давали еды и воды, избивали), а затем расстреляли. Старшую дочь Раису «отстоял» полицай из местных – Тарасенко А.С. Взятая им «ответственность» проявилась незамедлительно. Тут же он девочку изнасиловал и только тогда отпустил...

...Красная Армия все ближе! В какое время и куда подевались полицаи и иже с ними, не известно. На месте не было Тааха и Черкашина. Не успели уехать Голосова и Гийсцева. И только никуда не пыталась уехать с детьми Нина Николаевна Полянская, которой немцы дважды оказывали знаки внимания. Первый раз после расстрела беженцев ей привезли тюк конфискованного барахла. Она отказалась его принять, но немцы все равно оставили, сказав, что ее муж заслужил. Так они расплачивались за пособничество и шпионаж. Второй раз ей было предложено эвакуироваться с отступающими немцами.

После проведенных следственных мероприятий были осуждены Голосова  и Гийсцева, расследованы деяния Черкашина, Тааха и других пособников, объявлен розыск скрывшихся. Забегая вперед, скажу, что деда Черкаша поймали на территории Польши и судили вместе с группой других предателей и палачей, действовавших на территории Краснодарского края. Черкашина повесили, а жена его вскоре от всего пережитого умерла. Семья их сына Евгения Михайловича к деяниям отца не имела отношения и не преследовалась, но вынуждена была уехать из станицы. Знаю, что сын их Шурка (внук Черкашина), мой ровесник, в свое время окончил Ростовский университет. Тааха же так и не нашли. Нину Николаевну после разбирательства освободили от преследования, но из станицы она с дочерьми уехала. Прошел слух, что живут они в Ленинградской области. Дело старосты Семена Ивановича Колги рассматривалось в особом порядке. Никакой официальной информации и открытого суда, как это было с Черкашиным, не было. Вся семья тихо «исчезла», только Анна Митрофановна шепнула накануне моей бабушке, что завтра их уже не будет в станице. И действительно, утром их уже не было, уехали в неизвестном направлении. Разбирательства и следствия велись вплоть до 1947 года, когда судили последнюю группу преступников.

«Тайной за семью печатями» остался один факт. Станичное партизанское подполье за все время своего существования, не получив задания свыше, не предприняло никаких самостоятельных действий. И не предатели...И не герои...»

А вот как описывает те события, а главное поступки людей, Савелий Усов (Курганная): [5]

«До занятия немцами Курганной в ресторане был директор Кузнецов, а в нашем отряде был его сын комсомолец Кузнецов. Комсомольцы сообщили командиру отряда тов. Кило П.М, что он хотел самовольно уйти к отцу, потому что он узнал от нашей разведки, что его отец в ст.Курганной активный у немцев староста.

От жителей Махошевской через наших разведчиков мы узнали о том, что немцы мобилизовали весь Краснодарский край, полицаев и оставшихся у немцев всех предателей для прочески всех лесов,  для уничтожения партизан.

Январь 1943 год...Курганинский район освобожден от фашистов! При постройках НКВД была большая железобетонная 8х20 конюшня. После изгнания немцев ее приспособили  под тюрьму. Был еще февраль-март, и там не было никакого отопления, но полно было напичкано старост, полицаев и прочих прислужников немецких, около 200 человек, несмотря на то, что холод, зима, а у них духота от переполнения, и шум там. Стали выпускать во двор на прогулку, а мы кругом цепью – охрана. Как выпустили, я смотрю, там мой товарищ, с которым все время по-соседски жили и вместе ходили в школу. В 1918 году он учился и получил звание Красного офицера, член партии, Стефан Николаевич Васюков. Я говорю ему:

– Да как ты сюда попал, что с тобой?

– Что ж, товарищ Усов, ошибся.

Васюков при немецкой оккупации был квартальным старостой. Васюкова и некоторых других отправили на фронт советских войск, там он погиб. Это там были в той конюшне, которые выслуживались немцам – полицаи и старосты. Они с немцами отступали, но их Красная Армия преследовала по пятам, и они оказались в той конюшне. Более тяжких преступников судили на десять лет тюремного наказания. Рындина Антона, казака, приговорили к расстрелу, но заменили на 10 лет. И он отбыл 10 лет. Сейчас живет в Курганной, работает председателем квартала.

Старшим жандармом в полиции был казак Козлов.  Колхозник Синицын Петро был доносителем. За это немцы обещали награду. Во время оккупации Синицын построил сыну и себе  два дома кирпичные.

Когда освободили Курганную от немецких оккупантов, почти через год у Синицына  обнаружила Советская власть много награбленного имущества,  40000 рублей  денег.  А ведь работали  в колхозе вместе, рядом пололи, и вот оказался-таки предателем, бывший друг по работе тот Синицын Петро...»

Открытый переход на сторону врага, по мнению историка, в большинстве случаев был связан с неверием в победу Красной Армии, ненавистью к советской власти, местью государству или конкретным лицам, желанием сделать карьеру при новой власти либо просто «хорошо и сытно жить в экстремальных условиях нацистской оккупации».

Можно ли провести четкую грань между сознательным коллаборационизмом и попытками просто адаптироваться к оккупации? Только вот особенность – идейный человек со стержнем не рассматривает такие вопросы. Патриотическое воспитание в предвоенные годы было на высоком уровне. Добавим, что в противовес предательству – героев  в тот период было намного больше, живших в таких же одинаковых условиях.

С моей точки зрения, никакого оправдания пособникам нацистов, независимо от их мотивов, нет и быть не может.

 

Источники:

[1]. Фонды Курганинского исторического музея. Воспоминания Куцова Ф.Л. 13 с.1965 г.//КИМ НВФ 184/1

 [2]. Архив Курганинского исторического музея. Письмо с воспоминаниями Синдяшкина Ф. 2. Оп. 11. Д. 26.

[3]. Архив Курганинского исторического музея. Из дневника партизанского отряда  «Кубанец» Курганинского района командира отряда Кило П.М., машинописный текст, 2 с. Ф. 2. Оп. 11. Д. 14.

 [4]. Клевцов  Александр Анатольевич. Мои университеты. Школа. [Текст]/А. А. Клевцов. - Москва: Слово, 2014 - 170 c.

 [5]. Фонды Курганинского исторического музея. История семьи Усовых, написанная Савелием Усовым. Рукопись.1970 г.// КИМ КП 210